Предисловие к разделам коллективной монографии

Нехамкин В.А.

Важнейшее свойство современных наук – междисциплинарность. Последняя существует в ряде проявлений. В узком смысле междисциплинарность – попытки ряда наук исследовать один предмет, что требует их интеграции. Отсюда рождается физическая химия, химическая физика, социобиология и т.д. Это, по словам Ю. Сачкова, «направления исследований, которые выступают как «порождающие» массу других, более частных исследований» [1].

В широком смысле междисциплинарность – попытка создания универсальной методологии, точнее, модели познания, которая вырабатывается в особом направлении исследований, чтобы затем быть распространенной на гуманитарные и естественные науки (с учетом специфики каждой). Таков системный подход, предлагающий рассматривать мир как систему, состоящую из подсистем (где система – целое, обладающее свойствами, отсутствующими у ее частей). Вспомним утверждение Л.Берталанфи: «Системы повсюду» [2].

Особую модель познания предложила и синергетика: особенно в варианте И.Пригожина и его школы. Здесь развитие рассматривается как идущее от хаоса к порядку, проходящее обязательную многовариантную переходную стадию («точку бифуркации»), где прогнозирование дальнейшего становления системы невозможно из-за флуктуаций. По сути дела, у Пригожина речь идет о бифуркационной модели познания, которую синергетика распространяет на значительный ареал наук: от физики до истории.

Предлагаемая читателю работа – яркий пример междисциплинарности в узком смысле слова. Представители ряда гуманитарных наук (психологи, философы, лингвисты и т.д.) объединяются, чтобы исследовать некоторые особенности современного социального развития: текстовую реальность, миф и его роль в формировании мировоззренческих установок, катарсис как особое состояние сознания. Разброс предложенных тем столь велик, что кажется, будто между ними нет никакого внутреннего единства. Однако в действительности между работами, представленными в данной книге, существует тесная связь, которую следует указать.

Прежде всего, авторами монографии затрагиваются методологические основания исследования социума. Если в ХХ веке здесь безраздельно властвовал марксистский подход, редуцировавший анализ общества к однозначному взаимодействию экономического базиса и порожденной им надстройки (право, религия, мифология, философия, наука и т.д.), то в 90-е годы ситуация радикально меняется.

Первоначально на место доминировавшего в СССР монистического формационного подхода ученые стремились быстро поместить цивилизационный, исходивший из плюральности начал, порождающих развитие общества. Когда стали ясны «узкие места» указанной концепции (развиваемой А.Тойнби, Л. Семенниковой и др.), для отдельных отечественных исследователей общества роль универсальной «палочки-выручалочки» в анализе прошлого и настоящего общества стал играть постмодернизм в его разнообразных проявлениях.

Здесь действительность рассматривалась преимущественно как текстовая реальность, полностью лишенная иерархии, одного, доминирующего «метатекста». С текстами стало можно играть, проводить любые манипуляции: произвольно соединять, разъединять, смешивать работы разных авторов (что нагляднее всего продемонстрировал Ж. Деррида в работе «Шпоры: стили Ницше»).

Кроме того, для постмодернистского видения социальности характерен тезис Р. Барта о «смерти автора» как важнейшей особенности современной текстовой реальности. Короче говоря, как указывают Ж.Делез, Ф.Гваттари: «У книги нет ни предмета, ни автора, она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней» [3]. Текст – произвольная, не иерархичная конструкция.

Разумеется, подобная позиция – крайность. Ясно, что мир не сводим к текстовой реальности, но и без текстов понять его невозможно. Отсюда социальному познанию требуется выработать особое, сбалансированное отношение к текстам, лишенное попыток как жестко вывести его из какого-либо внешнего «базиса» (от экономики до Мирового духа Г.Гегеля), так и превратить текст в особую, самопорождающуюся реальность, не имеющую отношения к действительности, лишенную автора, иерархии, способную к произвольному взаимодействию с иными текстами.

Попытка поиска такого сбалансированного подхода предпринята в работе В.В. Сердечной «Нарратология как философия и методология исследования текста», помещенной в настоящей монографии. Ее анализ задает определенную методологию работы.

Важной частью жизни общества (как древнего, так и современного) выступают мифы. Они проникли как в обыденное сознание (например, вера в «доброго правителя» сохраняется в России, иностранных государствах по сей день), так и научное (вспомним проект создания этнически чистой «арийской физики» в нацистской Германии), философское (идея «вечного возвращения» – краеугольный камень концепции Ф.Ницше). Короче говоря, мифы окружают нас везде. Не случайно мифология – первая, исходная форма мировоззрения («общественного сознания», как сказали бы марксисты).

Мифы имели место у разных народов в различные времена. Одни из них давно превратились в красивые легенды (типа мифов об античных героях – Геракле, Одиссее и др.), другие (миф о возможности построения общества, лишенного имущественных противоречий, воплощенный в многочисленных утопиях) – живут и поныне.

Одни мифы тешат наше воображение, развлекают людей, служат сюжетами книг, фильмов, архитектуры, живописи. Другие выступают основанием мощнейших социальных конфликтов (старейший миф о возможности создания территории, населенной «этнически чистыми» людьми стал важной причиной, породившей Мировую войну 1939-1945 гг.), социального строительства (собственную мифологию порождает и либерализм, который с 1989 г., по уверению Ф.Фукуямы, «не имеет никаких жизнеспособных альтернатив»).

По крайней мере, мнение К.Поппера о том, что открытые общества Запада («вооруженные» демократией и рыночной экономикой) гораздо лучше, справедливее всех обществ, существовавших ранее на Земле [4], тоже относится к разряду мифов. Получается, что мифы от самых наивных (например, представления средневековых европейских крестьян, что прикосновение к монарху способно избавить от ряда болезней) до наиболее изощренных, «научно обоснованных», ставших элементами государственных идеологий, актуальны и сегодня и должны подлежать всестороннему анализу.

В настоящей монографии изучаются два аспекта мифологических оснований социума. Во-первых, выявляются мифологические детерминанты одной из культур – русской. Этот подход выступает позитивным, ибо дает возможность (на базе изложенной методологии) провести аналогичное исследование относительно какой-либо иной культуры. (Работа М.К.Шемякиной «Миф как первичное мировоззренческое основание русской культуры»). Во-вторых, рассматриваются проявления мифологии в одном из видов искусства – живописи, что также открывает простор для аналогичных исследований. (Работа Ю.А. Грибер «Специфика мифопоэтической предметности живописи»).

Общество состоит из людей, обладающих особой психологией: как индивидуальной, так и коллективной. На нее влияют различные факторы: экономические, политические, культурные. Уже в 70-е годы ХХ века Э. Тоффлер отметил особый феномен – «шок будущего» – затрудненность психологической адаптации части людей к стремительным переменам в новом, постиндустриальном обществе.

«Шок будущего – это вызывающая головокружение дезориентация, являющаяся следствием преждевременного прихода будущего» [5]. Люди не знают, что ждет их завтра, боятся будущего. Если в аграрном и индустриальном обществах перемены в социальной жизни происходили достаточно медленно, по крайней мере, на протяжении нескольких поколений, то ныне действительность меняется практически мгновенно. Еще в 90-е годы в РФ мобильный телефон был большой по размерам дорогостоящей игрушкой для богатых. Ныне это – миниатюрный прибор, достаточно дешевый по цене, обеспечивающий качественную связь. Это один пример, показывающий, как быстро меняются условия жизни, связанные только с одним прибором. Но подобных ситуаций – тысячи. Это и порождает определенный психологический дискомфорт.

Как преодолеть «шок будущего»? По Тоффлеру, выходов из положения несколько. Один – создание «заповедников социального воображения», то есть мест, где обычные люди могли бы свободно рассуждать о будущем, делая его восприятие более адекватным [6]. Другой – смена формы правления: замена традиционной представительской демократии на иную – «предварительную».

Тоффлер предлагает: «Давайте созовем в каждой стране, каждом городе, каждой местности демократические правомочные ассамблеи, поручив им... определить и назначить приоритеты специфических социальных целей на остаток века» [7]. Поскольку принять участие в работе такой организации и высказать свое мнение о грядущем мог бы любой человек, то мы имеем дело с новой формой государственного управления: «предварительной демократией», то есть предваряющей будущее. Предложения Тоффлера по преодолению «шока будущего» выглядели наивными не только в 1970 году, но остаются таковыми и сегодня: никакое воображение не способно смягчить шок от реальных перемен, а власть «демократическим ассамблеям» ни в одной стране мира бюрократия добровольно не отдаст.

Однако проблема, поставленная Тоффлером, существует. Как адаптировать человека к современному обществу? Что мешает ему жить здесь комфортно? Варианты ее решения современный мир предлагает нам в разнообразии.

При этом показательно, что в социуме есть и универсальное средство социальной адаптации, действующее на протяжении всей человеческой истории – ритуал. Это – система регулярно повторяемых действий людей, имеющая глубокий символический смысл. На стабилизирующую роль ритуала в обществе указывал еще древнекитайский мыслитель Конфуций. Ныне ритуал получил наиболее широкое распространение в различных сферах общества, особенно в политической, где почти каждое внешнее действие политиков носит ритуальный характер. Причем ритуалы прошлого и настоящего тесно взаимосвязаны.

Например, церемония вступления в должность президента современной демократической страны имеет истоками коронацию монарха. Она сопровождается парадом, церемонией принесения присяги, торжественными приемами, передачей награды – символа государственной власти и т.д. Баланс в ритуале смены власти найти достаточно трудно. Как пишет бывший президент Франции В.Ж. Эстен, «строгий аскетизм легко переходит в демагогию, граничащую с гротеском; предпочтение помпезного стиля создает впечатление подделки монархии и наводит на мысль о личном тщеславии руководителей» [8].

В итоге ритуал оказывается сложным феноменом: а) пронизывает все сферы бытия; б) соединяет определенное искусство и психологию; в) имеет специфическую структуру в каждой области социального взаимодействия (скажем, ритуальные действия врачей отличаются от аналогичных действий летчиков или подводников); г) объединяет индивидуальное и коллективное начало, присутствующие в обществе.

При таком многообразии легко потеряться, утратить точку опоры. С чего начать анализ ритуала? Е.Лисина избирает в качестве связующего звена различных ритуальных сюжетов категорию, предложенную еще Аристотелем, – «катарсис» (в русском переводе – «очищение»). Древнегреческий философ полагал, что именно таким чувством должно завершаться театральное представление. «Очищением», то есть выходом из человека злого, недоброго.

В более широком смысле ритуал стабилизирует общество, выводит из него своеобразную социальную «отрицательную энергию», агрессию. Вместе с тем некоторые ритуалы в социуме выполняют и обратный эффект – концентрируют ненависть к Другому, будят в людях ярость, желание воевать, вступать в конфликт. Достаточно вспомнить факельные шествия в нацистской Германии, культивировавшие ненависть, агрессию, идею о расовом «превосходстве» своего народа.

Амбивалентная роль ритуала в обществе – катарсическая и конфликтная – рассматривается в статье Е.Лисиной «Катарсис как точка встречи ритуала, искусства, психологии», обещая читателю интересную и занимательную встречу со сложным индивидуально-социально-психологическим феноменом ритуала.

В целом данная монография – попытка синтеза исследований разных сторон общественной реальности. Она междисциплинарна, ибо охватывает методологию и предмет ряда гуманитарных наук: истории, психологии, философии, антропологии, социологии, психоанализа и т.д. Возможно, подобная работа – ключ к чему-то большему: созданию универсальных моделей познания, подобных предложенным в синергетике, системном подходе и т.д. Поживем – увидим.

1. Сачков Ю.В. Научный метод: Вопросы и развитие. – М.: Наука, 2003. – С. 111.
2. Системные исследования. Ежегодник. 1969. – М.: Наука, 1969. – С. 33.
3. Делез Ж., Гваттари Ф. Ризома //Философия эпохи постмодерна. – Мн.: Красико-принт, 1996. – С. 9.
4. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1. – М.: Феникс, 1992. – С. 8.
5. Тоффлер Э. Шок будущего. – М: ООО «Издательство АСТ», 2002. – С. 23.
6. Там же. – С. 505.
7. Там же. – С. 521.
8. Эстен В.Ж. Власть и жизнь. – М.: Международные отношения, 1990. – С. 57.